Poems

Нескучный сад-2017

А здесь, как тридцать лет назад,

Ложбиной, взгорьем, хрустким снегом

Дерев ручищи тянет в небо

Мой собственный Нескучный сад.

Нам нынче личная зима

Партер поземкой выстилает,

И сей пейзаж напоминает

Иные, прежние тома,

В которых радужной гурьбой

Во льду у проруби плясали,

Распаренных телес скрижали

Скрывая байки бахромой...

В тех главных главах бытия

Вдоль набережной косогором

Бежала юность, и с задором

С ней в ногу прыгала и я.

И ныне там, уняв пургу,

Восходит пар былого рая, 

И Дома Фесмана сверкает

Алмазов россыпь на снегу.

7 января 2017

***

                                Л.К.

Мне грустно даже не потому,

что он ушел... Это старось...

А грустно мне потому, что он

отделался. Я - осталась.

И нечего ожидать от тех,

кто с трезубцами влез в нептУны,

и если мы все - в полёте к луне,

То у нас с ними разные луны.

Здесь сейчас темно, как в полночный час

В боковой и узкой аллее,

а без бархата этого голоса мне

будет в тысячу раз темнее.

Остается на проводе в холоду

нахохленой грустной птицей

смотреть в темноту и ждать ту звезду,

которая им загорится.

11 ноября 2016

***

Родиться в феврале. А в марте

тянуть ледышек пальцы в рот,

в апреле на семейной карте

отметить сестринский приход,

справлять рожденье папы в мае

(подарки мудрому тельцу!)

на руль грудиной налегая,

крутить педали к озерцу

июньским босоногим утром,

в июле в университет

протиснувшись, в смятеньи смутном

душой проникнуть в силуэт,

который предо мной по жизни

как неведимка или тень.

Вот август, надкуси и брызни,

рожденья миг и смерти день...

Сентябрь в Нью-Йоркском Проспект-парке,

Октябрь - скорпионов рать.

Ноябрь - бостОнские подарки

и раздавать, и принимать...

Декабрьский день, мне давший сына, -

важней и памятней иных,

в нем, как в гранате сердцевина,

разгадка смыслов всех земных.

И вот январь, хрустяще-белый:

И саван, и рожденья знак...

И так неслось, и так летело,

и так, и эдак, и растак,

и жизни - словно не бывало.

Но как мелькало! Как мелькало!!!

3 ноября 2016

Чеканка

Взять в рамку памяти Мадридский двор

в оборке любопытного плюща

и с фонарями в позах часовых

и стертыми ступенями к фонтану.

Затем запомнить идеальный полукруг

моста и ворох охры золотой

в полуденной пыльце застывших лип

под сводами Латинского квартала.

Сберечь в себе рельефным оттиском чернил

На фоне ночи прожигающий огонь

Той танцовщицы, взмахом костаньет

Остановившей праздничность пространства.

Висок к виску, пригнать кирпичных знаков вязь

к задворкам дней,  воспоминаньями больным,

Впитать шершавость теплых мостовых

Ночной ничейной гулкой Барселоны.

И снова вылепить в себе небесный град,

Не сдавшийся, не выгнувший спины,

Чеканивший булатные мечи

Под пряный запах кучерявых марципанов.

2015

***

                                           М.

Этот мальчик, который прошёл войну,

Пусть научит меня не смотреть назад,

Пусть научит меня выходить живой

Из любых столкновений, боёв, засад.

Пусть научит любой рассвет прославлять,

Сна минуты ценить как росу пустынь,

Запах пота вдыхать как цветы полей,

Полных жизни - любить, презирать - пустых.

Все четыре десятка прошедших лет

Моих, в рыжих тяжёлых ладонях сжав,

Пусть научит предателей не прощать,

Не жалеть себя, уважать устав.

Этот мальчик с глазами, как две звезды,

Не признается, как болит душа,

Когда друг замолкает, недосказав

"Ле шана ха баа бэ Иеруша..."

Этот мальчик, которого я люблю

С его детства, хотя я ему как мать,

Это он будет мне повторять "Пройдёт",

Неуклюже, краснеючи, обнимать,

Когда я ему стану в плечо рыдать,

Что паскуда-жизнь уже прожита.

Это взмах его выгоревших ресниц

Намекнёт мне, что, может быть, всё не так.

1 сентября 2015

***

Когда над вселенной сгущаются тени,

И как ни туши - всё горит,

Приходит мужчина с букетом сирени:

"Спасибо за песни, Мари".

И пахнет сирень растревоженным детством,

Как после грозы над Москвой.

Мне рифма досталась от папы в наследство,

И значит, продолжится бой.

6 мая 2015

Научи

Ждать старости, сплетясь двумя стволами

В единый торс, о засухе не мыслить,

Бутониться весенним половодьем,

А к зимней спячке тихо остывать...

Лелеять молодую поросль рядом,

Кидая тень иль подставляя солнцу,

Щушукаясь от ветра меж собою,

Без зла за сменой следуя времен...

Бог научи меня.

3 мая 2015

***

Когда позовет непогода

Приехать в подветреный город,

Где мокрые улицы утра

Забыли, что было вчера,

Я сумку тяжелую накрест

С плеча перекину, и ворот

Слегка подниму, и на поезд

Послушно запрыгну с утра.

Я честно раздам порученья:

Где суп, где жаркое, где сласти,

Забрать, привезти, передвинуть,

Закрыть, соблюдать чистоту.

Меня удалит из пейзажа

Гигантский пружинящий ластик,

И сонм мельтешащих дождинок

Заменит мою пустоту.

И будет кружить этот город

Меня и маня, и толкая,

Как вертит шары в барабане

Пружина в игре Спортлото,

И буду испарвно крутиться, 

По правилам местным играя,

Надеясь, что выпадет нечто,

А выпадет снова не то.

И заполночь в стылой пролетке

Вернусь из того мира в этот,

Сюда, где кончается суша

И старых снастей слышен плач,

Где в теплой полуночной дреме

Застыли родных силуэты,

И длинная такса вздыхает,

Свернувшись в мохнатый калач.

12 сентября 2014

Подделкой

В городе этом, где каждый проулок плёл

Тёплую прядь в разношерстную косу дня,

Где под рукой гудел каждый камень и ствол,

Юностью пряной сквозь поры сочась в меня,

В городе, всём в завитках бульварных оград,

Где от зудящего завтра полночи не спишь,

Нынче задернут полог былых эстрад,

Выдохи ветра мотают обрывки афиш.

Где-то за дверью порой еще слышен гул,

В чьём-то окне пробивается тусклый свет,

Но для меня этот город уже уснул,

В калейдоскопе жизни такого нет.

В точку на карте он скомкан, в далекий сон

Он превращен. Коль и был, то вышел в тираж.

Утром спросонья кажется - всё же он!

К вечеру точно понятно, что нет, мираж.

Значит, привиделось все. Ну бывает, что ж...

Тихо бочком в коридор, не задев никого...

Жаль, оказались подделкой бриллиантов дрожь

И поцелуи в тюльпанах на Моховой.

15 июля 2014

***

Вернулся ли ты оттуда,

Где спит отраженье мага?

Где яркое слово чуда

Полощется плотным флагом,

Где можно гадать на травах,

Плясать по чужим планетам,

И видеть того, что справа,

Как брата, которого нету?

Когда ты обратно? Слушай,

Здесь тоже не так уж плохо!

Здесь мокнут под солнечным душем

Поляны, поросшие мохом.

Здесь жизнь повторяет фокус,

В себя приоткрывши дверцы.

Здесь та, у которой крокус

Трепещет под теплым сердцем.

8 июля 2014

Папе

Не идет на убыль

Эта зимь, коей грошь цена.

Ну скажи, кому бы

Мне пожаловаться на

Гололед отчайнья, 

Отчужденья лежалый снег, 

И на то, что ночами

Ты больной приходишь во сне,

И на то, что стужа

Сквозняком свистит в рукаве, 

И порой так нужен

Мне твой взгляд из под теплых век,

И не докричаться

Новой песней в твой вышний край,

И за руку б взяться -

Хоть сама иди умирай,

Что лопат не ставят

Здесь уютной кучкой в углу.

И что нету правил,

Чтоб играть на таком ветру.

28 февраля 2014

Восемь капель

Не бывает нечестно,

Бывает везет-не везет.

Помолиться - и снегом 

Присыпало тот гололед.

Спичка дня дотлевает,

Кукушка уснула в часах,

Новый день начинается с блеска

В любимых глазах.

Не бывает случайно,

Но кто просчитал все ходы?

По пандориным ящичкам тайны,

Как кокон беды.

Восемь капель надежды

Мне врач положил под язык:

Проглотить, подождать,

Чтобы мир мой

К надежде привык.

Не бывает тетрадок

Для письменных черновиков,

Только грустный Иа 

Любит выцветший чертополох.

Надо все сразу набело,

Юбки цветные - и в бой.

Жизнь занозой во мне,

Ни оставить,  ни вынуть, о бой...

 2012

***

Люша сказку просит,

Лева книжку хочет,

А на кухне гости

Засиделись к ночи.

Неохота сказку,

Неохота книжку,

Хочется замазку

Мазать на каврижку,

Хочется для чая

Сладких разговоров,

Но тогда сначала

Безо всяких споров

Надо сказку с книжкой

Почитать детишкам,

Им одеть пижамки -

Вот судьба у мамки!

Ну а гости.... гости

Подождут, не баре.

Пусть погреют кости

Чаем в самоваре.

Пожуют печенья,

Посудачат сами,

Ну а мама - чтеньем

Ночь пригонит с снами,

Подоткнет подушки,

Занавески сдвинет,

Теплые макушки

Поцелует, синий

Вечер успокоит,

Сны в узор нарядит,

Пятна дня отмоет,

Ночи тень отгладит,

И к гостям обратно

К чаю и каврижке

Выйдет аккуратно

Золушкой из книжки.

2012

Когда

                С. А.

Когда оно все пройдет,

Когда превратится в дым,

Земной наш круговорот

Затрёт небылиц следы.

Когда повзрослеет дочь,

Когда декораций тех

Парча унесется прочь,

Осыпется ветхость вех.

Когда переменят флаг,

Когда перепишут миф,

Ты будешь далёко так,

Что и не расслышишь их:

Их звяканья каблуков,

Их бряцанья кастаньет,

Их стрёкота языков,

Их хруста сухих манжет.

Ты выйдешь из тех ворот,

Которые век скрипят,

Которые только от,

И нет, никогда назад.

Ты солнца натянешь нить,

Ты выбежишь за нельзя,

Ты будешь той жизнью жить,

Которую им не взять.

Которую ни списать,

Ни выдать, ни простучать,

Которую ни сказать,

Которую ни начать.

Ты грифелем вспорешь грань

И на себя поглядишь,

Как смотрят порой в экран,

Не зная, что впереди.

И станет трепать народ,

И вслед обернёт святым.

Когда оно все пройдет,

Когда превратится в дым.

2010

Картинка

Когда-то в детсве, глаз прикрыв,

Изнанка века мне явила

Картинку, что в глазу застыла,

Как будто жизни лейтмотив.

Там двое шли по облакам,

Малыш меж ними плыл беспечный.

Второй к родителю на плечи

Влез, мир вдыхая свысока.

В небесной пенной зыби дня,

Пропитанные негой света,

В беззвучно-солнечное лето

Они шагали от меня.

Прошли года, сменился век,

Из нот сложив иную гамму,

Но не померкла голограмма

На бархатной изнанке век.

И чисто прозвучал аккорд,

Ключ подошел к заветной двери,

Сошлись лучи в надмирной сфере,

Совпал божественный кроссворд.

Нас быль над миром вознесла

И сына с дочкой разрешила.

Картинка, что в мозгу застыла,

Волшебной явью ожила.

И мы идем по облакам –

Четыре теплых силуэта. 

И дымка неба, днём прогрета,

Послушно к нашим льнёт ногам.

2010

***

Не прошло ничего.

Все живет в узелке

Моей памяти. Вот

Узелок в кулаке.

Разожмется кулак.

Из него - узелок.

Из того шмыгнет знак,

Запах, полунамек.

В складках ветхих тряпиц

Крошки прошлых побед,

Маскарад прежних лиц,

Бижутерия лет.

Потрясу. Из глубин,

Зря неволей томясь,

Не мелькнет ли рубин?

Не сверкнет ли топаз?

Но слетит в сотый раз

На подошвы песка

Только лет мишура

С бахромы узелка.

2010

***

                    Ч.

Как божественно, что в ту ночь был дождь,

И ты так и не шел к моему костру,

 Ну а мне самой в темноте с горы

До тебя было не дойти...

 

И хоть, вглядываясь в огоньков полет,

Тех, что плыли в тумане сюда, к шатру,

Я, конечно, ждала всё тебя, тебя,

Бог помог тебе не прийти!

 

О как правильно, что в ту ночь с тобой

Не смешали мы разных своих стихий,

Не душили в объятьях друг другу тел,

Не шептали мы междометий,

 

А растаяли каждый в своем дожде,

Допевали в чужие уши стихи,

Ночевали в разной лесной тиши

И не пообломали соцветий.

 

И теперь через тысячи лье воды,

И пол-суток времени на восток,

И мильоны метров подземных труб

Я дышу твоим обоняньем,

 

Ну а ты сквозь изменчивый зюйд-зюйд-вест

И творожистый долгий неба виток

Меришь четкой подошвой своих шузов

Мои здешние расстоянья.

 

И в яйце наша верность, как та игла,

Наш огонь в резной сундук заключен,

Бережет наши запахи медный замок

(Слава богу, крепки затворы),

 

Но растет без труда твой во мне репей,

И не молкнет мой в тебе обертон,

И, спасибо дождю, длится наш разговор,

Разделенный - всего лишь! - морем.

2009

***

                    Ч.

Так пошло оно все с молотка -

Мы изящно подделаем визы,

И махнув нашим семьям - пока! -

Я из Штатов а ты из Москвы,

На тот остров пристанем, что нам

В наш отдельный эфир кинет вызов,

И шестичасовым новостям

Не узнать места встречи, увы.

Там смешаются волны с песком,

Время с небом, а север с закатом,

И мы, лёжа в обнимку ничком,

Различать будем в звездной пыли,

Профсоюзной сверкающий шар,

Хо Ши Мина, Ханой, Улан-Батор,

И созвездия Шверинка жар,

Долетевшие к нам из дали.

И мы пальцами будем чертить

В мягком небе кривые маршруты,

И шептать будем, заново жить

Мы друг-другу в стареющий слух

Наши самые детские сны,

Наши прошлые жизни минуты,

С антресолей забытой весны

Вновь себе возвратившие дух.

2009

***

                            Г.П.

Неизвестно наукам, встречаемо чаще в кино,

К катаклизмам и мукам почти неизбежно оно

Раньше, позже ли, только приводит почти что всегда;

Именуется людом "эликсир" и "живая вода";

Иногда индивиды за него жизнь кладут на алтарь,

Хотя этого слова в себе не содержит букварь;

Подтвердить феномен не берутся познанья мужи;

Это не вещество, не понятье, не газ и не жи-

дкость; в продаже не встретишь, не приобретешь на заказ,

Не смешаешь ни в точной пропорции и н на глаз;

Эта вещь не заразна (ни в кровь, ни через поцелуй),

Хотя вещью её непонятно, назвать я рискну ль,

Зато знаю: в душе без неё леденящий покой,

Тело слишком расслаблено, пульс иногда нулевой,

Настроенье отвратное, в мыслях порой суицид,

Неприкаянны руки - болтаются, что твой цицит...

И откуда берется, когда возникает оно?

Повторюсь - большинство его видело только в кино,

Хотя этот сюжет не про нас с вами, сэр, не про нас...

Я его наблюдаю уже в уголках Ваших глаз,

Я его ощущаю в коленях, в локтях Ваших строк,

Я сама выделяю уже этот сладостный сок...

Я не знаю, куда заведет меня это кино,

Только чувствую - это оно. Это точно оно.

2007

Четверговый гений

                    С.К.

В липкой зелени, в птичьем гаме,

Встряв в уют своего насеста,

Время меряю четвергами -

"Здесь сдается одно койка-место?"

Вся беременна плотью духа,

В томном времени окончаний

Жду мое золотое ухо,

Пожиратель людских печалей.

Жду мои для массажа плечи,

Жду загар дорогих лодыжек,

Красный бумер и детский, вечный,

Ровный взгляд из-под "Пэлас-Вижен".

Нам с тобой не до этой пищи,

Что в меню ресторанов тлеет.

Нас с тобой не раскусят тыщи,

Нас свои раскусить не сумеют!

Нам историй - как им объятий

И острот - как прикосновений.

Ты - приятнейший мой приятель,

Четверговый прекрасный гений...

Обойдемся без поединков.

Сила случая не случайна.

Ты изнанка, ты сердцевинка.

Бархатистая моя тайна.

2007

Клоун

                С.К.

Мой клоун, мой циркач,

Любитель терпких нот,

Поклонник неудач,

Бесстрашный Дон Кихот,

Петрушка наших мест,

Высмеиватель нор,

Всей тупости окрест,

Толпе наперекор.

По проволоке - страх...

И вверх ногами - жуть...

Не зазевайся - ах!

На помощь, кто-нибудь!

На сцену умирать

Выходишь каждый день,

Мой шут. Тебе опять

Свистят и топчут тень,

И пальцем тычут в глаз,

И рубят на куски,

И стаскивают раз-

ноцветные носки...

Тебе в висок - кулак

И об край сцены - в кровь...

А ты такой чудак,

Ты оживаешь вновь.

Без гнева, без обид,

Ты снова за своё...

И делаешь кульбит,

И плачешь, и смеё...

Да брось их, клоун, брось!

От них одна беда!

Оставь парик и трость,

Скорей ко мне сюда!

Прильни к моим рукам,

Забудь былую жуть,

Я руки к синякам

И ранам приложу,

Укутаю, пойму,

Закрою, защищу

И больше ни к кому

Тебя не отпущу...

2007

***

Затрепетало, надкусило,

Проснулось, сжалось, понесло...

Казалось – больше нету силы,

А вот ведь песней проросло!

Казалось – не найти глагола,

А надо просто не искать.

Глагол придет, где было голо –

Сама распустится строка.

Прислушаться и затаиться...

Плащ-невидимку натянуть...

Дать краю жизни надломиться,

Как сотам, и губой прильнуть...

Там всё, там все лекарства мира,

Там от безумия укол,

Там новый, как глоток эфира,

Мой лучший теплится глагол...

Спасибо, пасечник, за сладкий

Небесных сот целебный сок,

За то, что дёргает лошадка

Исправно легкий свой возок,

За то, что нас еще прельщает

Интриги бросовый спектакль,

За то, что близкие прощают

И снова любят просто так.

2006

***

                                М.

Не знаю, как выразить, как объяснить,

Не смею слова положить на язык,

Ведь все, что ни скажется, как лединец,

Забытый в кармане, растает – и нет.

Тебе, ты единственный, мой неземной,

Тебе посвящаю я все, что могу,

Все боли мои и все счастья мои,

Все лица мои и изнанки мои.

Все родинки и все веснушки твои

Я знаю наощупь и наперечет.

Ты мой звездочет, толкователь всех снов,

Мой сказочный принц с васильками в глазах.

Кому, расскажи, воздавать мне хвалу

За то, что ты в этой рулетке судьбы,

Как в странной считалке, разыгранной там,

Достался – о бог! – не кому-то, а мне.

И как мне сберечь, сохранить, оградить

От этого мира нахальства и зла

Тебя, мой любимый, мой светлый комок,

Мой сгусток всего мирового тепла?

Руками тебя и шелками тебя,

Глазами тебя и губами тебя

Сожму, обовью, облеплю, залюблю

И буду в объятьях, как море, качать...

 2003

***

Как тесно голосам из детства,

Толпящимся у нас внутри

нам – никуда от них не деться,

им – больше не заговорить,

А так и маяться, крутиться,

Скользить слезинкой по щекам,

И множиться в случайных лицах,

Целуя руки сквознякам.

Воспоминанья бестолковы, 

Их никому не передашь,

Как не опишешь тот знакомый

И полустершийся пейзаж,

Который помнится изнанкой

Дырявой памяти сквозной,

С небес летит сыпучей манкой

И ткется, ткется предо мной...

И тает, тает, исчезает,

Но тлеет где-то там внутри,

Где рядышком себе летает

Шутейный шарик раз-два-три,

Где тайных полнится открытий

Стареющий Нескучный сад,

Где на иглу девичьей прыти

Весь мир удастся нанизать,

Где пёс кружится бестолково,

Вздымая прелые листы.

И день блестит, как ковшик новый.

И пахнет сладким от плиты.

2003

***

Что нужно, чтоб не стыть от страха,

Чтоб не хандра и не хула?

Всего-то – чтоб канцона Баха

Смычком – как по сердцу прошла.

Чтоб плыл заиндевевшей вязью

По запотевшему стеклу

Ландшафт, пустивший в междуглазье

Мне ядовитую стрелу.

Чтобы надышано и парко,

Так по-родному, впопыхах,

Гостить в предместьях, где подарком

Нам снега  хруст и чей-то «ах!»...

Чтоб день напружился и замер:

Миг, где еще не дан приказ...

Чтоб мальчик с синими глазами

Глядел, как будто в первый раз.

2003

***

В одичалом сабвее, в одном из районов Гарлема,  

В ожиданьи попутного поезда, c душной спиною

Я топчусь и всё думаю – вот ведь какая дилемма:

Там еще один поезд бывает, но он подо мною.

Если я опущусь, как в аквариум, на три пролета,

И внезапно подъедет тот, первый, с надводной платформы,

Я не знаю, осилю ли скорость внезапного взлёта,

Особливо теперь, когда я не особенно в форме.

Можно было б удобно устроиться где-нибудь между

И следить из убежища за подъезжающим шансом.

Но я тупо стою и покорнейше жду, там где все ждут,

И совсем не борюсь со своим гипнотическим трансом.

Здесь как раз по сюжету пора перейти к обобщеньям,

Сдобрив меткой сентенцией песни последнее слово:

«Так вот многие жизнь напролет в ожиданьи везенья

Всё стоят у столба, а удача их ждет у другого...»

Но позвольте избегнуть сентенций, как это ни жутко,

Оправдав гипнотический транс философским настроем,

Непреклонностью принципов или расстройством желудка.

Иногда в нашей  жизни случается ведь и такое.

2002

***

Что если увозит, виляя бедром, 

Гремящий трамвай позабытую сумку?

Взгляни ему в след, позабудь о былом,

Порадуйся шпал озорному рисунку,

Тому, как выгуливает гражданин

В аллейной тиши вислоухую таксу,

Бабульке в платке, задремавшей в тени

Раскидистой кроны, похожей на кляксу.

Скрипучей ограде с резным вензельком,

Плечу загорелому с тонкой бретелькой,

Тому, как за угол Покровки тайком

Намылился кот, своровавший сардельку.

Москва выставляет на аукцион

Отборные теплые лета минутки:

Закончили утренний свой моцион

На Чистых прудах деловитые утки.

И струйки кофейного пара текут

Из чашек на столиках у Кофебина.

Пойди облюбуй себе чистый закут,

Хлебни кофейку, разомни свою спину.

Да бог с нею, с сумкой, забудь на момент

Про шутку, --сыгранную судьбою

Смотри, Грибоедов, подмяв постамент, 

Секунда – и бросится вслед за тобою.

И все это, знаешь, совсем пустяки

В сравненьи со смертью, любовью и с этим

Бульварным кольцом, так хранящим шаги,

И дух наш, и все остальное на свете.

2002

***

Кусочек Флоридского лета

Румяной кромкой пирога

Внезапно хрустнул. Из штиблета

Скакнула голая нога.

Сосновой кроны шевелюра

Верхушку неба подмела,

И словно бы для маникюра

Нам пальма лапу подала.

В природе был разлит душистый

Резной грейпфрутовый январь.

Так солнце сделало свой выстрел

В наш обветшавший календарь.

Так нам, давно забывшим сказку,

Потрогать дали чудеса.

И все вокруг облили краской,

Так что от цвета резь в глазах.

...Закатный шар спустился в рощу.

Листы в испарине. Так мы

Смогли попробовать наощупь

Изнанку Флоридской зимы.

2002

***

                    Максиму Гликину

Ты в Переделкино. Я так и не была там.

У вас зима, и пахнет Пастернаком.

А местный запах вял и одинаков.

Хотя я вру – здесь на углу пекарня,

И пахнет хлебом, черным и пузатым.

Тут Новый Год – он что угодно, кроме.

Ты знаешь, здесь совсем не пахнут ёлки.

И в первый раз за всю свою недолгу

Я без печали провожаю остов

(Правда, пропев куплет о синей кроне).

У вас там снова лыжи по субботам?

А нам пришлось рвануть почти на Полюс,

Чтобы нога припомнила, как полоз

Похрустывает о лыжню и трётся

Об искры наста с каждым поворотом.

Я чую, там в писательском посёлке

Ночуют привиденья в старых срубах,

Приплясывает дым на редких трубах,

И чай из термоса, и водка на морозе,

И банька, и разлапистые ёлки.

Я знаю, ночью будет мне виденье:

Лыжня, толпа народу, ты в ушанке,

Пар изо рта, несутся с горки санки,

И ухает со свистом снег с деревьев

В далеком подмосковном запустеньи.

2001

***

                                    Мише

Забираясь в сугробы, примеряя их белые шапки,

Приходя в чьи-то гости, надевая несвежие тапки,

Мчась в авто по мостам, прогибая их гладкие спины,

Ты уже был моим, незнакомым еще, но любимым.

Гладя пса по загривку, поводок закрепляя кусачий,

Улыбаясь дождю, не завидуя чьим-то удачам

И качаясь в ночи позабытой ладьёй у причала,

Ты не знал меня – пусть, зато я тебя предощущала.

Заходя в магазины, покупая батон бородинский,

Прогибаясь в зарядке, растянув позвоночные диски,

Медитируя в снах и аккордах бордового джаза,

Ты, не думая сам, с каждым шагом ко мне приближался.

Пробираясь тропинкой сыпучей по дикому склону,

Принимая невзгоды, как, впрочем, и всё – благосклонно,

Заприметив тенек на одном из недолгих привалов,

Ты присел под сосну. И вот тут я тебя увидала.

2001

Давай

Давай ты возьмёшь все свои книжки,

Свою скрипку, свою собаку,

Свою музыку, свою йогу,

Свои сказки, свои мысли,

Давай ты возьмёшь все свои страхи,

Хотя у тебя их, я знаю, не много,

Свои краски и свои палитры,

Кусты сирени,

Кроссовки "Рибок",

Давай ты соберёшь всё, что важно,

И переедешь ко мне - в мою душу.

Там места немного, но нам хватит.

Я отведу тебе чистую комнату -

Светлую и просторную,

Для тебя в моей душе она найдётся,

И поселю тебя туда со всеми твоими звуками,

Красками и снами.

Чтобы тебе там было уютно.

И я поделюсь с тобой всем,

Что в моей душе хранится.

И мои звуки станут твоими звуками,

Твоя скрипка - моей скрипкой,

Моя гитара - твоей гитарой.

Твоя собака - моей собакой,

Мои песни - твоими песнями,

Твоя свобода - моей свободой,

Мои страхи - твоими страхами,

Твоё солнце - моим солнцем,

Мои сны - твоими снами.

И никто не догадается о твоей прописке

И о жильце в светлой комнате моей души.

И тебе будет хватать моего завтрака,

А мне - твоей зарядки,

Тебе - моих фильмов,

А мне - твоих сказок.

И в самолёте нам нужно будет только одно место.

Хотя зачем нам с тобой какие-то самолёты?

Если я во сне летаю - значит, и ты летаешь.

Если ты уносишься мыслями высоко за солнце -

То и я с тобою.

И мы никому наш секрет не расскажем.

И никто никогда не узнает, 

Что мы живём внутри друг-друга.

Как тебе такая перспектива?..

4 мая 2001

Сам Себе

Поднимайся с коленок, отряхивай пыль,

Двигай только вперед, пригибаясь от пуль.

Раздари серебро, сдай надежды в утиль,

Посмотри, в этот город забрался июль... 

Позабудь все, что "до", возлюби свою тень,

Научи её петь и бродить меж пустынь, 

Босоножки на тонкой подошве надень. 

Будь горячим душой, головою - остынь. 

Уходи. Обними, кого можно обнять, 

Запах тёплых волос напоследок вдохни, 

И за краешком солнца последуй опять,

Об уступы земли обжигая ступни. 

За унынье в груди выпьешь яд сотни змей,

За минутный привал прольешь кровь ста сердец.

Умоляю - иди. Оглянуться не смей. 

Шаг...Еще... Хорошо... Молодец...Молодец... 

1999

Старый дом

Конец маскарада,

Снимайте наряды,

Окончен прием,

Наводите порядок,

Печальные девы.

Стихают напевы,

И гасится свет,

Тени тянутся влево.

И зимние птицы

Приходят селится

В нетопленный дом,

И скрипят половицы.

И воздух сыреет,

А стулья сереют,

Пожухшей травой

Пахнут платья, старея.

Панно паутины 

Вплетает картину

И угол окна

В некий сумрак единый.

И зимние звуки -

Шуршанья, и туки,

И скрипы, и сны 

Дом берут на поруки.

И все застывает,

Кирпич остывает,

Не топится печь,

Ничего не бывает,

Пока не настанет

Зима, и восстанет

От сна старый дом,

И, как прежде, нас станет

Сзывать к маскараду,

И выдаст наряды,

И выдержит все,

И прогонит всех к ряду.

Чтоб снегом глубоким

Покрыть все дороги,

Чтоб быть одиноким,

Совсем одиноким.

1998

Прощальное

Наш Нешвилл...

Какой-то пунктирно-неспешный.

Радушный, растекшийся,влажный, домашний,

Прогревший

К полудню недвижные травы

Под бархатом солнца небесной оправы.

Деревья -

И те все лоснятся от пота,

И море мерещится за поворотом.

И года 

Из юности как не бывало,

И снова конец, за которым начало.

Прощай ты,

Мой Нешвилл, уютный кусочек,

На карте Америки множество точек.

Мой маленький Нешвилл,

Запрятанный в штатах,

Окажется сверху зеленой заплатой,

Лоскутною вставочкой на одеяле,

Покрывшем страну, где нет места печали.

1998

Манхеттен

Нынче ветрено, но нету волн с нахлестом.

Слава Б-гу, солнце спряталось хотя бы.

Мой Манхеттен, полуночный полуостров,

Как корабль в порт, стремглав вошел в октябрь.

Он жару, как грелку, приложил к июлю,

Штриховал дождем строений трафареты.

А потом, чтоб мы от лета отдохнули,

Дунул ветром, растрепав кругом газеты.

Мой Манхеттен, ты безумен и бездомен,

Ты огромен, как спортивные арены.

Запах жареного масла из жаровен

Заглушают полицейские сирены.

Ты изменчивый, как небо, мой Манхеттен.

Все в тебе . как будто в Сталкеровской зоне:

Был одним . и в миг . другой, и в этом -

В этом весь ты, каждый день, в любом сезоне.

Я люблю в тебе твой сумасшедший норов,

Безразличье, разноцветную потеху.

Даже если я тебя покину скоро,

Ты останешься во мне стократным эхом.

1998

Вечернее

                Диме и Стелле

Пятница вечер - конец отрезка.

Прошлое - зыбко.

Будущее - нерезко.

И переломлен вечер, как ломоть

Бородинского хлеба.

И на улице тьма.

И мороз в рукава

Забирается, как воришка в дом,

И такой неуют

Вынет мне из-за пазухи пятничный вечер.

Замедляется ритм,

Затихает станок,

Нам штампующий дни

В металлической круглой оправе.

И растерянность:

Кто же теперь нас положит под пресс?

Идти спать еще рано,

Но в гости уже не зовут.

Свечи в окнах шаббатних,

И кристмасовские гирлянды

В ярких окнах напротив.

Но я все мимо

Запахнувшись от ветра

И руки скрестив на груди,

В сумрак сумерек

1998

Ты есть

Ты есть - и это главное. Кому б

Ты ни принадлежал - вещам, привычкам, людям -

Ты мой. Мы вместе, даже если будем

Стоять, не раскрывая глаз, не отмыкая губ.

Ты есть. В сравненьи с этим просто пыль

Все горести земные, неудачи судеб.

Мы будем вместе, даже если будем

Стоять спиной к спине, за много тысяч миль.

Ты есть. Других не нужно мне даров.

Пусть будет путь наш долог, крут, опасен, труден,

Нас не разъединить, если мы даже будем

Стоять, друг в друга проникая из иных миров.

1997

Петербургское

Суббота. Утро. Полный штиль.

Еще закрыты магазины.

Златой Адмиралтейства шпиль

Все тот же, хоть проходят зимы.

Все та же слякоть, тот же снег,

Цена билета в Эрмитаже.

Безмолвна Мойка, как во сне.

И крем-брюле опять продаже.

Все то же - и совсем не то.

Да просто постарели на год

Тот, кутающийся в пальто,

Прохожий под напором тягот,

Тот мост под колесом машин,

Под снегом крыш - проулок узкий,

Нева в оковах льдов морщин

И самый воздух петербургский...

1997

***

Мне снился Иерусалим,

В белесой дымке влажный город.

Сюжет сна прост: я очень скоро

Должна была расстаться с ним.

Я помню, взят билет назад,

Пора лететь - а я ни с места.

На город, белый, как невеста,

Обращены мои глаза.

И чувство ужаса растет,

Что больше никогда не буду

Я здесь, где средоточье чуда,

Где из земли исходит свет.

Меня и тянут, и зовут,

Хватают, тащат к самолету,

А я реву, реву до рвоты,

А я хочу остаться тут.

В моих глазах и пальцах страх,

Земля впивается под ногти,

Ступни в крови, в ушибах локти,

Песок на стиснутых зубах.

Б-г весть, смогли иль не смогли

Меня уехать в результате,

Только проснулась я в кровати

В совсем другом конце земли.

1997

            Дане

Март. Мокры ботинки.

Тает снег. Капель.

Солнце, как с картинки,

Бьет в любую щель.

Мимо пыльных зданий

В вычурной красе

Мы шагаем с Даней

В Пушкинский музей.

Людно. Шумно. Ярко

В утренней Москве.

И искрит, как сварка,

Золото церквей.

Задержись, мгновенье!

Жизнь, замедли шаг!

Будь со мной, весенний

Нежный Даня Зак!

...Юности беспечность,

Быстротечность лет.

И момент - как вечность.

Вечность - как момент.

1996                        

***

                    Т.Л.

Не убежать от жизни напряженной,

От платы за квартиру и за свет.

У всех друзей беременные жены.

Беременные жены в двадцать лет.

Конец походной жизни, разношерстной

компании и бдениям ночным.

И наши отношения несносны,

А ранее казались так прочны.

И нас уже не назовешь друзьями,

А так, знакомыми - "Салют! Салют!"

Беременные девочки с мужьями

Все меньше уделяют мне минут.

Все так устроено. Так было и так будет.

Законы я не в силах отменять.

И как когда-то войну шли люди,

Друзья уходят в семьи от меня.

1995

Презрение

Презрение - лучшее наказание 

За недостаточное внимание.

Презрение - это процесс лишения

Кого бы то ни было моего мнения,

Моего голоса, взгляда, движения.

Презрение - общее непризнание.

Дня умирающего мельтешение

И перекрестков теней угасание.

Плавное в кресле-качалке сидение,

Свитера в тихой гостиной вязание

Так бессловесно, что даже молчание

Удивлено тишиной положения.

В чью-либо сторону глаз неподнятие

Или поднятие и опускание.

Или еще вот такое занятие:

Тела чужого насквозь протыкание

Кругом пустого зрачка. Неприятие

Личности в целом, как мироздания,

И из себя этой жизни изъятия -

Это презрение и непризнание.

За невнимание - мое отмщение

(самое страшное наказание,

Долгая месть) - немое презрение.

Вечный бойкот. Вот моя точка зрения.

1994-1995

***

Мы сошли с ума посреди Москвы.

У ракеты, скрывающейся в небесах.

В окруженьи бутонящейся листвы

И торгующих бабок с тюками в руках.

Отовсюду лило и качало, как в шторм.

Мы, как глина, раскисшая от воды,

Под дождем слепились в комок без форм.

Мы еще не чуяли той беды.

А она подкатила, мигнув: "Пора!

На 180, и пошли, пошли!",

Оттолкнув нас, как два бильярдных шара.

И расстались мы. И с ума сошли.

1995

***

Хочу пойти в цирк, чтоб было, как прежде.

И клоуны чтоб в разноцветной одежде

Шагали в больших башмаках по арене.

Мороженое чтоб текло на колени,

Чтоб музыка, шум, игра света и тени,

И платьице, и воротник белоснежный,

И вера в чудесное, привкус надежды.

1994-95

***

                Илье Животовскому

И солнце пало ниц, и небу подарило

Последний легкий луч, растаявший, как газ.

И он сказал "Пора!", и я сказала "Милый,

Ты помолись за нас, ты помолись за нас".

Он улетел туда, где я была однажды,

Где пустошь и песок, покуда хватит глаз.

И там, где свят рассвет, закат и камень каждый,

Он молится за нас, он молится за нас.

Там волны трех морей стирают в гальку скалы,

Там стебель меж камней едва отыщет лаз.

Там, где когда-то смерть пристанища искала,

Он молится за нас. Он молится за нас.

Мы тратим жизнь, как тратят мелочь на покупки.

Есть время для пиров, есть силы для проказ.

А там такой далекий, узкоплечий, хрупкий,

Он молится за нас. Он молится за нас.

И бьет нас жизнь, как ток, и холодит азотом.

Веселье - навсегда, а горе - про запас.

Все будет хорошо, пока за горизонтом

Он молится за нас. Он молится за нас.

1995

Ассоциации

Я вдавлена в диван,

Как ракушка в песок.

И плещет океан,

И загнут мой носок.

И сон идет волной,

И волны дышат сном,

И мысли ни одной,

Лоснится локтя слом.

И бешеный закат,

И бежевый рукав,

И мерный зуд цикад,

Шалящий шепот трав.

И бьет волна в песок,

Будильник бьет рука.

И отступает сон,

И пенится строка.

1993

***

Ах, сколько недописанных стихов,

Что жить бы вечно.

Но сколько незамоленных грехов -

Умру, конечно.

1993

Через запятую

Мне хочется белых лайнеров,

Сияния летного поля,

Незнакомого говора,

Дьюти-фри щопа, воли,

Таможенного строгого досмотра,

Загадочных улыбок стюардес,

Внезапной глухоты при взлете,

Предотъездной сутолоки, близости небес,

Заграничного паспорта,

Ожидания в мягких креслах,

Голоса объявляющего,

Что рейс откладывается, и на когда - неизвестно;

Хочется перемен, чемоданов с бирками,

Резкого взлета,

Дальних стран, долгих странствий

И еще чего-то...

1993

В Лондон

Однообразная жизни колонна

Вдруг раскололась. Я еду в Лондон.

В город, где можно стены облизывать

И обцеловывать крыши, карнизы, и

Плакать, по-детски встав среди улицы,

Глядя на Темзы змеение, и лице-

зреть и башни, и крепости,

Думая с равнодушьем вареной курицы

О бренности вечности и жизни нелепости

Там, вдалеке этих жгучих, струящихся,

Режущих, мнущих и изводящих 

Всякого, кто ненароком отважится

Глаз приоткрыть, гофрированных зданий.

На перекрестке всех мирозданий,

Соединенных рвами, мостами,

Тоннелей лентами, и светофорами,

Трепетом листьев, неба узорами,

Воздухом, вкусом, цветом, и запахом,

И разноцветными разговорами

Мир с антимиром и Восток с Западом.

Я, приближаясь к этой обители,

На плече ощущаю сопенье родителя-

Папы, который в неведеньи дремлет,

Пока самолет облетает земли,

Которые нам ненужны и неведомы.

Только одна, как болезнь базедова,

Выпукла, мною безумно желанна,

Мягкая, как душегрейка дедова,

Англия. Ангел. Агония. Англия. 

1993

***

                Иосифу Бродскому

Еще не появилась я на свет,

А Бродский уже был так гениален,

Так искренен и так нетривиален,

И так доступен в суете сует.

Он сочинял романсы Рождеству.

Об одиночестве в огромном мире

Писал один в прокуренной квартире,

И был такой живой, как наяву.

Как романтичны ранние стихи!

До спазмов в горле, холода в затылке.

Он молодой был, несогласный, пылкий,

Весь состоящий из одних стихий.

Предельно четкий в зрелости своей,

Сравненьями и рифмами нагружен.

Здесь каждый слог необходимо-нужен,

И замок слов резнее и точней.

Не человек, а времени поток,

И не поэт, а целое явленье.

Он гениальностью смущает поколенья,

Сметает, как асфальтовый каток,

Непризнающих, серых, несогласных,

Неразбирающихся, дураков.

Он сам свой высший суд. Смотрите, он каков!

Он правит миром гласных и согласных.

Как недоступен он в чужой дали,

Как высоко ведут к нему ступени.

И не перед кем пасть мне на колени

И волосы купать в седой пыли.

1993

Эдуарду Григорьевичу Бабаеву

Не много старого полка

В интеллигенции осталось.

О сила времени, о старость!

Но порох есть еще пока,

Чтобы по слякотной Москва

Идти на лекцию к Манежу.

И видеть снова лица те же,

И все ж не те. Уж новый век

На полки прошлое кладет.

И в моде Пригов, не Языков.

Два века, как шитье без стыков,

Где пламя переходит в лед.

Где молодежь совсем не та,

Где разны нравы и привычки.

Да и язык, для нас обычный,

Казался б страшным им тогда.

И Вы - связующая нить

Из века этого - в минувший -

Для будущего, отогнувший

Нам уголки былых страниц.

Простите нас! Простите нас!

Мы осознать еще не можем,

Что нету знания дороже,

Чем исходящее от Вас.

Что лучше многих умных книг

Один универстетский лектор,

В кромешной тьме один прожектор,

Один божественный старик!

1993

***

Пощипывает осень в шею,

В рукав стекает холодком.

Я ощущаю, что старею,

Что нету жалости ни в ком,

Что время мне не даст разгона,

Что жизнь отсрочки мне не даст.

Бегут в поземке листья клена...

Ах осень, мой иконостас!

Морщинки мнутся под глазами,

И меж бровями сложный след.

И нужно выдержать экзамен

Старенья в восемнадцать лет.

1993

С затеями иль без затей

Я нарожаю сыновей.

Пусть будут разные отцы -

Хочу, чтоб были близнецы

1992

Пух

Пух вчера летел на юг,

Летит на север он теперь.

Мне вчера был верен друг,

Но нет страховки от потерь:

Мой друг уже в чужом краю,

Он не вернется, как ни верь,

И не ворвется в дверь мою,

Толкнув плечом упругим дверь,

И я с ним больше не спою

Про свет любви и груз потерь.

Пух на юг летел вчера, 

На север завтра полетит.

Сегодня лето и жара,

А завтра холод и дожди.

Константы нет, и, как мираж,

Прозрачным призраком меж плит

Бетонных, меж дерев и трав

Белесый легкий пух летит.

Он устилает дно канав

И вьется, не дает идти.

Пух вчера еще летел,

Сейчас забился в створки рам.

Движенье - круги по воде,

Обвал - и эхо по горам.

Трехногий табурет - удел

Всего живого, я стопам

Ни на земле и ни в воде

Устойчивости не придам.

Я одинок - вот мой удел,

А мир изменчив - вот беда.

1991

Фантазия

Я жутко обожаю жизнь,

Манящих масок мудрый миг.

Зубами в жизнь я, как в арбуз,

Вгрызаюсь, пью, как мудрость книг,

Ее прожилки, капли, дни.

И жизнь, как кнопочку "назад"

В магнитофоне я нажму,

В коктель добавлю рай и ад,

И проживу в который раз,

И все переверну вверх дном.

Я впитываю каждый час - 

Любой горчичным жжет клеймом.

Застряла под ногтями жизнь:

Я задержать хотела тут,

В руках, комочек пряжи, из

Которой свитер жизни ткут...

Когде же кончится клубок,

Я свитер сразу распущу.

Я жить хочу! И пусть в живом

Иль в мертвом перевоплощусь.

1991

***

Тамара - из муара,

Алина - из паплина.

А на стене - картина,

А в уголке - гитара.

От свечек светлый венчик,

И пальцы держат пяльца,

А блюдца из фаянса 

Звенят, что твой бубенчик.

И вспоминают дамы

Дни молодости чудной.

Там праздники и будни,

Свиданья и скандалы,

Там прошлые победы

И золотые шпоры,

Богатые сеньоры

И званые обеды.

...Просвечивает вечер

Сквозь штапельные шторы,

И каждый вздох и шорох

Колеблет пламя свечек.

И женщины без звука

Друг-друга понимают,

А пальцы вышивают 

Пинеточки для внуков.

1990